Неточные совпадения
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал
в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей. Та
вода, которую отец и педагог ждали на свои колеса, давно уже просочилась и
работала в другом месте.
Дома он спросил содовой
воды, разделся, сбрасывая платье, как испачканное грязью, закурил, лег на диван. Ощущение отравы становилось удушливее,
в сером облаке дыма плавало, как пузырь, яростно надутое лицо Бердникова, мысль
работала беспорядочно, смятенно, подсказывая и отвергая противоречивые решения.
Мы вышли к большому монастырю,
в главную аллею, которая ведет
в столицу, и сели там на парапете моста. Дорога эта оживлена особенным движением: беспрестанно идут с ношами овощей взад и вперед или ведут лошадей с перекинутыми через спину кулями риса, с папушами табаку и т. п. Лошади фыркали и пятились от нас.
В полях везде
работают. Мы пошли на сахарную плантацию. Она отделялась от большой дороги полями с рисом, которые были наполнены
водой и походили на пруды с зеленой, стоячей
водой.
Между тем они на гребле
работают без устали, тридцать и сорок верст, и чуть станем на мель, сейчас бросаются с голыми ногами
в воду тащить лодку, несмотря на резкий холод.
Стоя больше чем по колено
в воде, они
работали очень усердно.
— Нужно быть сумасшедшим, чтобы не понимать такой простой вещи. Деньги — то же, что солнечный свет, воздух,
вода, первые поцелуи влюбленных, —
в них скрыта животворящая сила, и никто не имеет права скрывать эту силу. Деньги должны
работать, как всякая сила, и давать жизнь, проливать эту жизнь, испускать ее лучами.
Бабушка
работала за кухарку — стряпала, мыла полы, колола дрова, носила
воду, она была
в работе с утра до вечера, ложилась спать усталая, кряхтя и охая.
Быстро опущенный гроб хлюпнул
в воду. Комья глины стучат по крыше, гроб дрожит,
вода брызжет, а каторжные,
работая лопатами, продолжают говорить про что-то свое, и Келбокиани, с недоумением глядя на нас и разводя руками, жалуется...
К этой массе труда и борьбы, когда
в трясине
работали по пояс
в воде, прибавить морозы, холодные дожди, тоску по родине, обиды, розги и —
в воображении встанут страшные фигуры.
Гребцы, сидевшие поблизости ко мне, оставили весла и тоже принялись чем-то откачивать
воду. Для удобства я опустился на дно лодки прямо на колени и стал быстро
работать котлом. Я не замечал усталости, холода, боли
в спине и
работал лихорадочно, боясь потерять хотя бы одну минуту.
Кедровская дача нынешнее лето из конца
в конец кипела промысловой работой. Не было такой речки или ложка, где не желтели бы кучки взрытой земли и не чернели заброшенные шурфы, залитые
водой. Все это были разведки, а настоящих работ поставлено было пока сравнительно немного. Одни места оказались не стоящими разработки, по малому содержанию золота, другие не были еще отведены
в полной форме, как того требовал горный устав.
Работало десятка три приисков, из которых одна Богоданка прославилась своим богатством.
В первом корпусе
работала небольшая паровая машина, так как
воды в заводском пруде не хватало и на ползимы.
Окся умела починивать обувь и одним этим ремеслом смело могла бы существовать на промыслах, где обувь — самое дорогое для рабочего, вынужденного
работать в грязи и по колена
в воде.
Для фабрики это обстоятельство являлось целым событием:
в Мурмосе целых две паровых машины
работали, а на Ключевском одна
вода.
На этот раз солдат действительно «обыскал работу».
В Мурмосе он был у Груздева и нанялся сушить пшеницу из разбитых весной коломенок. Работа началась, как только спала
вода, а к страде народ и разбежался. Да и много ли народу
в глухих деревушках по Каменке?
Работали больше самосадчане, а к страде и те ушли.
Работы у «убитых коломенок» было по горло. Мужики вытаскивали из
воды кули с разбухшим зерном, а бабы расшивали кули и рассыпали зерно на берегу, чтобы его охватывало ветром и сушило солнышком. Но зерно уже осолодело и от него несло затхлым духом. Мыс сразу оживился. Бойкие заводские бабы
работали с песнями, точно на помочи. Конечно,
в первую голову везде пошла развертная солдатка Аннушка, а за ней Наташка. Они и
работали везде рядом, как привыкли на фабрике.
Александр привязался к труду, как привязываются к последней надежде. «За этим, — говорил он тетке, — ведь уж нет ничего: там голая степь, без
воды, без зелени, мрак, пустыня, — что тогда будет жизнь? хоть
в гроб ложись!» И он
работал неутомимо.
Как они принялись
работать, как стали привскакивать на своих местах! куда девалась усталость? откуда взялась сила? Весла так и затрепетали по
воде. Лодка — что скользнет, то саженей трех как не бывало. Махнули раз десяток — корма уже описала дугу, лодка грациозно подъехала и наклонилась у самого берега. Александр и Наденька издали улыбались и не сводили друг с друга глаз. Адуев ступил одной ногой
в воду вместо берега. Наденька засмеялась.
Не хочется принимать участия ни
в чем, не хочется слушать,
работать, только бы сидеть где-либо
в тени, где нет жирного, горячего запаха кухни, сидеть и, смотреть полусонно, как скользит по
воде эта тихонькая, уставшая жизнь.
Комарь сбросил с себя, за спиной своего господина, рубашку и, прыгнув с разбегу
в воду, шибко
заработал руками.
И потому как человеку, пойманному среди бела дня
в грабеже, никак нельзя уверять всех, что он замахнулся на грабимого им человека не затем, чтобы отнять у него его кошелек, и не угрожал зарезать его, так и нам, казалось бы, нельзя уже уверять себя и других, что солдаты и городовые с револьверами находятся около нас совсем не для того, чтобы оберегать нас, а для защиты от внешних врагов, для порядка, для украшения, развлечения и парадов, и что мы и не знали того, что люди не любят умирать от голода, не имея права вырабатывать себе пропитание из земли, на которой они живут, не любят
работать под землей,
в воде,
в пекле, по 10—14 часов
в сутки и по ночам на разных фабриках и заводах для изготовления предметов наших удовольствий.
Вроде того, как если бы одни люди, чтобы освободить задержанную
в реке
воду, долго
работая, прокопали бы уже всю канаву и им нужно бы было только открыть отверстие, чтобы
вода сама устремилась и сделала остальное, и тут-то пришли бы другие люди и стали бы советовать, что гораздо лучше, вместо того чтобы спускать
воду, устроить над рекой такую машину с черпаками, которые, вычерпывая
воду с одной стороны, переливали бы ее с другой
в тот же пруд.
Но как бы хорошо человек ни выбрал жизнь для себя — ее хватает лишь на несколько десятков лет, — когда просоленному морской
водою Туба минуло восемьдесят — его руки, изувеченные ревматизмом, отказались
работать — достаточно! — искривленные ноги едва держали согнутый стан, и, овеянный всеми ветрами старик, он с грустью вышел на остров, поднялся на гору,
в хижину брата, к детям его и внукам, — это были люди слишком бедные для того, чтоб быть добрыми, и теперь старый Туба не мог — как делал раньше — приносить им много вкусных рыб.
Синяя
вода кажется густою, как масло, винт парохода
работает в ней мягко и почти бесшумно.
Действие неволи при съемках барок заключается
в том, что при ее помощи производят искусственную запруду: струя бьет
в неволю, поставленную
в воде ребром, и таким образом помогают барке сняться с мели. Когда спустят неволю, с другой стороны барку сталкивают чегенями и
в то же время
в соответствующем направлении
работают поносными.
Он много
работал, чистил сапоги и платье вотчима, колол и носил дрова,
воду, таскал из кухни вёдра помой, полоскал
в реке пелёнки своего брата.
—
Работать… что такое
работать… пхэ! Лошадь
работает, машина
работает,
вода работает… так? А Гараська — золотой человек. У него голова на плечах, а не капустный вилок, как у других. Знаете, что я вам скажу, — задумчиво прибавил Бучинский: — я не желал бы одной ночи провести вместе с этим Гараськой где-нибудь
в лесу…
— У нас работа, как
вода в котле кипит, — самодовольно говорил Бучинский, любуясь после обеда картиной прииска. — Человек триста
работают… Да. Усим хлиб даемо… А сколько пользы государству приносим? Хе-хе!.. Золото… Всем золото треба, все его шукают… пхе! А оно у нас под носом… Пхни рылом землю, вот и золото.
Ялик быстро разрезал гладь
воды. Яличник, рослый, здоровый и красивый парень
в красной рубахе, без устали
работал веслами; он то нагибался вперед, то откидывался назад, сильно подвигая лодку при каждом движении. Солнце закатывалось и так эффектно играло на его лице и на красной рубахе, что мне захотелось набросать его красками. Маленький ящик с холстиками, красками и кистями всегда при мне.
Вода была далеко, под горой,
в Волге. Ромась быстро сбил мужиков
в кучу, хватая их за плечи, толкая, потом разделил на две группы и приказал ломать плетни и службы по обе стороны пожарища. Его покорно слушались, и началась более разумная борьба с уверенным стремлением огня пожрать весь «порядок», всю улицу. Но
работали все-таки боязливо и как-то безнадежно, точно делая чужое дело.
Мы прошли
в то отделение, где с страшной силой вертелось громадное маховое колесо, или по-заводски «маховик»;
вода была остановлена, но маховик продолжал еще
работать, подымая своим движением ветер.
Шлюзы были опущены: все три постава
работали без устали; главное здание, обдаваемое с одного бока белою шипящею пеной, тряслось словно
в лихорадке; мука, покрывавшая его кровлю, сыпалась
в воду и крутилась
в воздухе.
Приходилось тяжело
работать, за тридцать-сорок верст от берега, среди ночи, иногда
в ненастную погоду, когда
вода заливала баркас и тотчас же обледеневала на одежде, на веслах, а погода держала по двое, по трое суток
в море, пока не выбрасывала куда-нибудь верст за двести,
в Анапу или
в Трапезонд.
В четвертом году я опять
в киргизской степи
работал, верст за восемьсот унесло отсюда; ну, золото нашлось, и хорошие знаки, а как лето-то подошло —
воды ни капли…
Пришли с той стороны две красивые девушки
в шляпках, — должно быть, сестры студента. Они стояли поодаль и смотрели на пожар. Растасканные бревна уже не горели, но сильно дымили; студент,
работая кишкой, направлял струю то на эти бревна, то на мужиков, то на баб, таскавших
воду.
Сегодня
вода плывёт спокойно, но — теперь лето,
работать нечего, и сила реки пропадает бесполезно; осенью,
в дожди, она станет непокорной и опасной, требуя непрерывного внимания к своим капризам; весною — выйдет из берегов, зальёт всё вокруг мутной холодной
водой и начнёт тихонько, настойчиво ломать, размывать плотину. Уже не однажды на памяти Николая она грозила разорением, заставляя непрерывно
работать дни и ночи, чтобы побороть её неразумную силу.
Ведь
работала не машина, т. е. известная комбинация стальных, железных и медных частей, и не
вода, превращенная
в пар, а вечно живая человеческая мысль.
В эту пору сомнений и разочарований я с особенною охотою стал уходить
в научные занятия. Здесь,
в чистой науке, можно было
работать не ощупью, можно было точно контролировать и проверять каждый свой шаг; здесь полновластно царили те строгие естественнонаучные методы, над которыми так зло насмехалась врачебная практика. И мне казалось, — лучше положить хоть один самый маленький кирпич
в здание великой медицинской науки будущего, чем толочь
воду в ступе, делая то, чего не понимаешь.
Водяные и ветряные мельницы вертятся и мелют. Кто их двигает? Ветер и
вода. А ветер кто гонит? Тепло. А
воду кто гонит? Тепло же. Оно подняло
воду парами вверх, и без этого
вода не падала бы книзу. Машина
работает, — ее движет пар; а пар кто делает? Дрова. А
в дровах тепло солнечное.
Мудрец говорил: благодарю бога за то, что он сделал всё нужное легким, а всё ненужное трудным. Это особенно верно
в пище. Та пища, которая нужна человеку для того, чтобы он был здоров и способен
работать, проста и дешева: хлеб, плоды, коренья,
вода. Всё это везде есть. Трудно только делать всякие хитрые кушанья, вроде мороженого летом и т. п.
Как человеку, пойманному среди бела дня
в грабеже, никак нельзя уверять всех, что он не знал того, что грабимый им человек не желал отдать ему свой кошелек, так и богатым людям нашего мира, казалось бы, нельзя уже уверять себя и других, что они не знали того, что те люди рабочего народа, которые вынуждены
работать под землей,
в воде, пекле по 10—14 часов
в сутки и по ночам на разных фабриках и заводах,
работают такую мучительную работу потому, что только при такой работе богатые люди дают им возможность существования.
— Нет, я, главное, не понимаю, для чего будить! Невыспавшийся человек не
в состоянии
работать; что же он? Будет только сидеть над книгой и клевать носом. Это все равно, что пустым ведром
воду черпать!
Ее руки и ноги усиленно
работали, голова поднималась над уровнем
воды, и распустившиеся волосы покрывали ей почти все лицо. Они были уже
в нескольких аршинах от берега. Их ноги начали задевать за песок.
Дымились костры, солдаты кипятили
воду для чая и грели консервы. От врачей султановского госпиталя мы узнали, что они со времени выхода из Мозысани тоже не
работали и стояли, свернувшись, к югу от Мукдена. Но их, конечно, штаб корпуса не забыл известить об отступлении. Султанов, желтый, осунувшийся и угрюмый, сидел на складном стуле, и Новицкая клала сахар
в его кофе.
При моментальном блеске этих огоньков вдруг открывается, что что-то самое странное плывет с того берега через реку. Это как будто опрокинутый черный горшок с выбитым боком. Около него ни шуму, ни брызг, но вокруг его
в стороны расходятся легкие кружки. Внизу под
водою точно кто-то
работает невидимой гребною снастью. Еще две минуты, и Константин Ионыч ясно различил, что это совсем не горшок, а человеческое лицо, окутанное черным покровом.
Минута была отчаянная. Но выросший
в близкой дружбе с природой, мальчик оказался гораздо сильнее, чем предполагал его пестун. Упав
в воду, он торопливо
заработал ручонками и поплыл к противоположному берегу. Пенистые брызги били вокруг его во все стороны целыми фонтанами и совсем скрывали его маленькое тельце от глаз Константина Ионыча.